В 1999 году на рок-фестивале «Пророк» я познакомился с молодым поэтом и музыкантом Сергеем Канунниковым, лидером группы «Возвращение». Мне полюбились его песни «Иван-дурак», «Ночь оборотня», «Веснянка», «Иван-да-Марья», «Вверх по течению». Творчество «Возвращения» стало настоящим прорывом, недаром на гала-концерте, увенчавшем «Пророк», на сцену вышли лауреаты фестиваля, чтобы сообща спеть песню «Иван-да-Марья». В этом металлическо-панковско-хипповом хоре чувствовались и грусть от приближающегося расставания с ХХ веком, и жажда перемен, и стремление к преображению Земли русской.
Я тогда много писал о том, что на нашей рок-сцене группа «Возвращение» выполняет функцию «виртуального» зеркала. Всем, кто в него смотрится, это зеркало напоминает о реальной жизни: «Народ! Вы все – хорошие, умные, добрые, веселые! Не слушайте тех, кто говорит вам, что вы неудачники и недотепы, что вы кривые да кособокие. А корабли на самом деле летают!» Наличие такого «виртуального зеркала» необходимо, потому что люди иногда забывают, кто они на самом деле.
Мы много общались с Сергеем, но интервью под диктофон я взял только одно. Оно известно под названием «История «Возвращения». Самое начало. Часть первая». Несмотря на то, что возможностей и поводов для интервью было предостаточно, вторая часть все никак не хотела появляться на свет, так как очень непросто задавать вопросы человеку, чьи песни буквально поселились в сердце. Но наконец я решился, и 4 августа 2017 года мы с Сергеем Канунниковым встретились в кафе «Китайский летчик Джао Да». Я решил начать с того места, на котором мы остановились во время первого интервью, то есть с альбома «Вверх по течению».
— Сергей, что для тебя означает альбом «Вверх по течению» — это движение против всех или поиск корней, каких-то сакральных идей, которые, может быть, были утеряны когда-то?
— Это был такой альбом юношеского протеста. Эти песни были написаны в 18–22 года, вот такой период. И они довольно сильно наполнены юношеским бунтарством, зачастую, может быть, даже необдуманным. Поэтому некоторые песни, например «Невесту», я давно уже не пою, поскольку я для себя давно решил, что автор должен не только обозначать проблему, но и показывать слушателям её решение, какую бы сложную творческую задачу он ни ставил перед собой. Из самого темного мрака и глубокого отчаяния надо давать выход. А в песне «Невеста» выхода нет. Поэтому я не пою её больше на концертах.
— А вот песню «Иван-да-Марья» поют очень многие. На Грушинском фестивале её очень часто можно было услышать у того или иного костра.
— А в ней как раз выход есть! Но здесь его придется поискать между строк.
— Можно ли сказать, что песни из альбома «Вверх по течению» — это рефлексия на 90-е годы?
— Безусловно. Я родился в 1976 году, и первое осмысленное понимание того, что происходит с нашей страной, пришло в 1994 году, когда мне стукнуло 18 лет. Я тогда служил срочную службу в армии. Впрочем, служил её в комфортных по тем временам условиях, в Подмосковье, но даже там солдатам часто просто нечего было есть. Поэтому пришлось играть рок.
Подсознательно многие принимают такой тезис: рок – это музыка протеста, и по большому счету, в среде рок-музыкантов всегда модно было быть карбонарием. То есть это такое тонкое балансирование на грани противостояния с властью, но в определенных рамках. Думаю, один из ярких примеров — Андрей Макаревич, который одновременно был на гребне протеста, но при этом его «Машина времени» каким-то образом не попадала под удар реакции. Страшно потерять голову и забыть, что главное не быть революционером в красивой красной рубашке, а остаться честным перед собой, потому что не всегда не права твоя страна. То есть Александр Сергеевич Пушкин, к примеру, умел честно и говорить о пороках общества, но его стихи, прославлявшие славу русского оружия и красоту русской земли, перевешивают его бунтарство.
Самое трудное – искать зло, с которым ты борешься в себе, борьба с вечной человеческой чернотой, которая в той или иной степени воздействует на каждого. Вот такой протест для меня наиболее ценен, и в моем понимании, только такой подход и определяет сегодня принадлежность автора к року в его изначальном, чистом, идеализированном понимании.
— А что означал альбом «Вверх по течению» для становления группы и для тебя лично? Без каких-либо связей «Возвращению» удалось попасть сразу в «десятку»! Хотя я не очень этому удивился, так как настроение, присутствовавшее в альбоме, было очень востребовано.
— Мы записали первую работу — и её сразу издали. Причём издали хорошо! Это нас, конечно, ободрило. Но и подкосило, потому что с этого альбома мы не получили никакой отдачи. Я не про материальную сторону говорю, а про организационную. Мы толком тогда не поняли, что с этим нужно было делать. А надо было хватать удачу за хвост и самим организовывать какие-то гастрольные туры. Но нам это даже в голову не пришло, мы просто подумали, что это должно само работать, а само у нас ничего не работает. Нужно пахать, ездить по концертам, по маленьким фестивалям – начинать с этого. Потом – по большим. И набирать свою аудиторию. Но как показала практика, чем сложнее материал, тем эта аудитория меньше. Поэтому мы очень рады, что люди нас слушают уже десятилетиями. И количество этих людей растет.
— Альбом «Карусель» я тоже считаю знаковым для «Возвращения», поскольку он стал на момент выхода кульминацией вашего творческого союза с Никитой Алешиным. Чем вы друг друга притянули?
— Альбом «Карусель» был задуман в 2005, а записан толком только в 2007 году. И с Никитой мы очень разные люди, но в то же время Никита – один из моих лучших друзей. Поначалу сотрудничество было чисто коммерческим. У нас ушел басист, а надо было играть на каком-то фестивале, и мы Никиту нашли, как сессионника. Причём это было очень смешно, потому что мы тогда жили в соседних домах, но познакомились совершенно случайно. Мне его телефон дал Дмитрий Дёмин, владелец репетиционной базы на Электрозаводской. Я позвонил: «Ты где живешь?» — «В Лефортово» — «И я в Лефортово» — «Ну, пойдём встретимся у помойки и поговорим…» Встретились, посмотрели друг на друга. Никита потом мне рассказывал: «Какой-то очкарик передо мной стоит! Ну, ладно! Хоть денег заработаю!» А потом, говорит, через полгода его стало воротить от другого музыкального материала, в котором нет такого содержания, как в «Возвращении».
— А ты, увидев его, что подумал?
— Я подумал: гопник какой-то! Но когда на репетиции я услышал, как он играет на басу, то понял, что не хочу больше играть ни с кем, кроме него. И, в конце концов оказалось, что друг без друга мы слабо представляем себе окружающий мир. Мы играем практически весь репертуар «Возвращения», аранжировав его для такого странного состава: акустическая гитара, бас и голос. Причём в таком сочетании Никита играет не ритм. Он играет и соло-партию, и какие-то темы, и какие-то риффы, он работает со звуком. Никита – гениальный бас-гитарист.
— На «Карусели», кстати, появилась песня про первопроходцев «Бегущая по волнам», тема которой и сейчас актуальна.
— Потому мы и вспомнили её недавно на концерте в «Сан-Диего».
— Но вы же действительно стали первопроходцами в своем жанре, соединив древние русские ритмы с неменее древними европейскими и африканскими ритмами. Вы легко переходите от фолка к блюзу, от блюза к фолку. По всей видимости, в этой музыке очень много общего.
— Блюз, наверное, тоже можно считать фолком. Все-таки эта музыка тоже пошла из народа. Но мы не зацикливаемся только на русском звучании, мы используем музыкальные инструменты разных народов, потому что хотим, чтобы песня звучала наиболее точно, чтобы музыка соответствовала содержанию. Во вступлении к песне «Небо в прорехах» звучит, например, флейта индейцев племени навахо пимак.
Кстати, в новый альбом войдут две песни, которые мы хотели записать еще на «Карусели», но нам тогда не хватило мастерства, чтобы это было сделано так, как нам виделось. Одна из них – «Алые пруса», для которой Никита написал партию струнного квартета и сам исполнил её на клавишах. Шлифовка часто происходит годами. Вот и эта песня оживет спустя 15 лет с момента написания.
Сейчас появилось ещё несколько песен в таком же ключе, и они гораздо сложнее в музыкальном плане, нежели те, что были в «Карусели». Может быть, даже и поэтически сложнее. Я написал одну композицию, которая звучит около десяти минут со всеми проигрышами. Я очень долго мучился, мне хотелось играть, как играют соло-гитаристы старой школы, запиливая на электрогитарах. А я же всю жизнь на акустике играю! Но тут я победил себя и научился использовать технику теппинга на акустической гитаре. Это была личная победа. На тринадцатых струнах это не очень удобно, и, как в детстве, снова руки в крови после занятий первое время, но, тем не менее, очень прикольно вышло.
— Альбом «Непрошедшее время» обозначил твое знакомство с Ильей Кудряшовым…
— В 2006 году я впервые поехал на Грушинский фестиваль. Все говорили, что там круто и классно, и я поехал посмотреть. Там действительно оказалось и круто, и классно.
Был такой автобус, который несколько лет возил туда музыкантов. Он так и назывался – «Грушинский автобус». Водитель был приучен к тому, что автобус каждые 15 минут останавливается, люди пьют пиво и коньяк. Но, в конце концов, в Сызрани автобус сломался, и мы 6 часов просидели, ожидая пока его починят. Устроили джем, во время которого мы и познакомились с Ильей. Он играл на гитаре, причём играл очень здорово. Вот тогда мы и зацепились и общались в вялотекущем режиме примерно полгода, пока я ему не сказал: «А давай ты попробуешь на дудках играть!» — и пригласил его в электрический состав.
— А он уже играл на дудках?
— Нет, он с моей подачи начал играть. Просто он взял дудки в библиотеке Московского университета культуры и искусств. Они лежали там никому не нужные и были давно списаны. «Да забирай!» — сказали ему и выдали несколько осколков, из которых он собрал несколько целых инструментов. Оказалось, что это – жалейки Титова (Мастер В.П.Титов, Московская экспериментальная фабрика музыкальных инструментов, Москва – прим В.М.), за которыми сейчас гоняются многие коллекционеры. Чтобы восстановить их, Илье пришлось ездить к самому мастеру, потому что в том виде, в котором они ему достались, играть на них было нельзя. А со временем инструменты стали приходить к нему в руки сами, часто их дарили люди после концертов. Что-то мы покупали у мастеров на фестивалях, а то, что он взял в библиотеке — вернул.
Стали экспериментировать, начало получаться. Сначала это были очень простые партии, потом он начал осваивать аппликатуру. Он вообще музыкант от Бога! Каждый следующий инструмент ему дается легче, чем предыдущий. Мне вообще всегда нравилось работать с музыкантами, которым напел мелодию, и они её сразу повторили. То есть они не ищут на грифе или на теле флейты, где какой лад, где какая дырочка, им незачем терять время. Просто сказал: вот тема, здесь такое настроение, здесь нужно показать то-то и то-то, мелодия основная такая-то. И человек взял и все сыграл! С такими музыкантами можно собрать песню за три часа, отрепетировать, вбить её в пальцы – и играть на концерте.
— То есть с Ильей появилась какая-то нотка, которую ты искал ещё в альбоме «Вверх по течению»?
— Да. По большому счёту, этой краски не хватало. С другой стороны, «Возвращение» — это не только фолк. «Возвращение» — это прежде всего песни. Я надеюсь, что после того, как выйдет «Глубина», будет осуществлена запись ещё одного электрического альбома. Он лежит пока недоделанный, но я думаю, что когда мы выпустим «Глубину», мы сядем и будем над ним работать, потому что пока нас не хватает на всё. И это уже будет такой законченный мир «Возвращения». Некая вселенная, внутри которой можно делать какие-то открытия. Собственно, такая сверхзадача и стоит: создать некий собственный мир.
— Владимир Марочкин, октябрь 2017г.
Источник: https://vk.com/wall178161950_6794.