Сергей Канунников (ВОЗВРАЩЕНИЕ): «Я признаю только один закон для творчества — это закон морали». Интервью Игорю Лунёву, 2010г.

Канунников Возвращение

Группа ВОЗВРАЩЕНИЕ со времени своего появления в 1999 году играет тот самый русский рок — и как раз тут можно обойтись без кавычек. Таким образом, она вписывается в один ряд с такими группами, как, например, НЕДРА, СЕРДЦЕ ДУРАКА. Это разные коллективы, но в своей музыке они — когда сознательно, а когда и не очень — используют славянскую мелодику. И что особенно важно, остаются при этом современными людьми, то есть их творчество не выглядит нарочитой архаизацией. Однако для лидера ВОЗВРАЩЕНИЯ Сергея Канунникова осмысление истории родной страны — один из мотивов для написания песен. Возможно, это его особый путь. Но это не значит, что все его произведения посвящены исключительно размышлениям о прошлом русского или какого-то другого народа.
Можно и отвлечься от разговора от национальных корнях. Я думаю, во всём мире есть люди, привносящие в современную популярную музыку (как бы она ни называлась) то, что делает ее чем-то большим, нежели просто ещё одним способом развлечься. Сергей Канунников и его соработники — из таких людей.
ВОЗВРАЩЕНИЕ никоим образом нельзя отнести к андеграунду. Их музыка вполне может быть широко востребованной. Более того, она постепенно и становится таковой — группа старается много гастролировать. С сольными концертами ездит по городам и сам Сергей. После очередного его выступления в Питере мы с ним и затеяли эту беседу.

Игорь Лунев: Работает ли группа ВОЗВРАЩЕНИЕ над новым альбомом? Войдут ли в него песни, которые ты уже записал и выпустил в акустических версиях?
Сергей Канунников: Мы работаем над новыми альбомами. И песни, записанные ранее в акустике, войдут в эти альбомы. Правда, далеко не все. Если, конечно, нам удастся их завершить.

ИЛ: Почему такой перерыв между альбомами группы? Ведь материала у тебя хватает.
Сергей: Всё это обусловлено двумя причинами. Первая — отсутствие денег на запись. Вторая — энтузиазма некоторых музыкантов не хватает на полноценную студийную работу, даже при наличии собственного вполне сносного оборудования (а оно применимо не во всех случаях). Услуги сессионных музыкантов, а также оплату студийного времени концертная деятельность окупить не может.

ИЛ: Ваш первый альбом «Вверх По Течению» вышел в 2002 году, а песни для него были, думаю, написаны ещё раньше. С той поры, вероятно, произошли какие-то изменения в твоём мировоззрении, в твоём восприятии музыки. Можешь покритиковать «Вверх По Течению»? Чего бы ты теперь делать не стал?
Сергей: Критиковать «Вверх По Течению» — дело, на мой взгляд, бестолковое. Там при желании много чего можно накопать, а живет альбом 8 лет, и его до сих пор слушают, что для меня главное. Для 2002 года это было здорово. Песни, написанные в 20 лет, конечно, не могут претендовать на житейскую мудрость. Но каждому из нас только один раз в жизни бывает 20, 30, 40… Я ничего не стал бы менять.

ИЛ: Как получилось, что у группы ВОЗВРАЩЕНИЕ теперь два состава — электрический и акустический? Насколько они равноправны?
Сергей: Надо сказать, что первый раз на сцену я вышел один. С акустической гитарой. Это было ещё в школьные годы. И в то же время я нашёл свою первую группу, где впервые попробовал на вкус полное электрическое звучание. С тех пор так и повелось. Развивались оба направления. Если расставлять наиболее значимые «акустические» вехи — это литературное кабаре Алексея Дидурова (1997-98 годы), фестиваль «Даждь» — с 1999-го и до настоящего времени, и разные фестивали авторской песни — с 2001 года, пожалуй. Встреча с Никитой Алёшиным в 2003 году. Он тогда был приглашен в качестве сессионного бас-гитариста, а в итоге остался на несколько лет в составе ВОЗВРАЩЕНИЯ. Но в какой-то момент мы решили попробовать создать акустический дуэт, и Никита взял в руки акустическую гитару. Итогом годовой работы стал альбом «Карусель». Но мы не имели опыта записи полностью акустического альбома. Это оказалось гораздо сложнее, чем записать «электричество». Для нашего звукорежиссера Юрия Хрусталёва это тоже был первый опыт, хотя Юрий обладал внушительным багажом знаний, ведь через небольшую эфирную студию «РТВ Подмосковье» в городе Железнодорожном прошли, пожалуй, все наши знакомые. Кому интересно, можно поискать в Интернете программы Владимира Платицына «Чашка кофе», а также мою программу «Другая культура», автором и ведущим которой я был в течение года. Летом того же года на Грушинском фестивале я встретил Илью Кудряшова. Илья ехал со мной в легендарном Грушинском автобусе, автобус сломался в Сызрани, и мы простояли шесть часов на жаре на небольшой рыночной площади, где предприимчивые бабушки торговали домашними обедами. В результате состоялся незабываемый импровизированный концерт, местами переходящий в джем в котором участвовали Павел Аксёнов, Лёша Кудрявцев (проект АК), Жанна Бадалян, Евгения Браганцева, я, Илья Кудряшов, практически все остальные пассажиры автобуса, присутствовавшие бабушки и домашние животные. Немудрено, что, прибыв на поляну, мы остановились в одном лагере. Тогда на фестиваль приехало около 300.000 человек, а нам не хотелось теряться. Было даже несколько совместных выступлений на эстрадах фестиваля. Илья тогда тоже был акустическим гитаристом. Через полгода он уже играл на народных духовых в ВОЗВРАЩЕНИИ. А Никита Алёшин как раз устал от статичного состояния электрического состава и решил заниматься только акустикой, но в качестве бас гитариста. С того момента и получилось два коллектива у одного автора. Про историю электрического состава можно прочитать на сайте vozvraschenie.ru в разделе «Биография».
О равноправии… В творчестве в акустике больше свободы. Есть пространство для динамических решений, абсолютно другие инструменты, способы воздействия на слушателя. А в житейском, бытовом смысле — сложно сказать. Сейчас практически у любого коллектива есть варианты для акустических концертов. Опыт наших эфиров на радио показал, что чем выше стоит российская радиостанция в линейке «муниципальная — региональная — федеральная», тем хуже ее студия подготовлена для прямых эфиров, подразумевающих исполнение музыки «живьём». Только вариант акустики, никак иначе. К тому же, мы не собираем стадионы. А наша публика не владеет нефтяными вышками в Кувейте. Чтобы окупилась дорога туда-обратно для шести человек, нужен большой зал. А это ещё плюс аренда. Расходы на рекламу. У акустического состава больше свободы передвижения…

ИЛ: Хотите ли записать отдельный альбом акустическим составом? Есть ли такие песни, которые играет один состав и не собирается играть другой?
Сергей: Что касается репертуара, то он пересекается, но только местами. А желания записываться — хоть отбавляй. В различных вариантах. С годами я понял простую истину: если не получается сделать полноценную аранжировку песни — причина часто не в том, что такова сама песня, что она не предполагает звучания нескольких инструментов, а в том, что у меня самого слишком мало знаний для того, чтобы сделать это хорошо. И это подтвердилось со временем. Многие песни, за которые мы даже и не пытались браться, получили вторую жизнь в полноинструментальной аранжировке. А то, что музыканты, с которыми я занимаюсь сотворчеством, выбирают для себя те или иные песни — это дело вкуса каждого из нас. На уровне «нравится — не нравится».

ИЛ: Почему ты так часто в своих песнях обращаешься к истории? Ты заинтересовался историей нашей страны до того, как начал писать песни, или после?
Сергей: Интерес к истории — результат родительского воспитания, прежде всего. Маме удавалось в нужное время давать мне в руки нужные книги. О том, чтобы писать самому, естественно, речь не шла. Хотя наивно предполагать, что меня интересует только отечественная история. Мне, как и любому живому деятельному человеку, интересен мир. Не только его прошлое, но и его настоящее. И будущее. История России — это частное, но, безусловно, родное и близкое. На вопрос «почему?» отвечу строчкой из песни «Куликово Поле». Точнее мне уже не сформулировать.

Не волосом долгим сед,
А глубиной памяти,
Я слеп, если нечего вспоминать.

Историю можно рассматривать как родительский опыт, приобретённый ценой невероятных усилий и многих человеческих жизней. Искажение истории и легкомысленное отношение к ней — это преступление против себя самого.

ИЛ: Насколько я знаю, ты православный христианин. В песнях ты упоминаешь какие-то языческие темы, потому что этого не избежать, говоря о нашей истории? Или ещё по каким-то причинам?
Сергей: Языческие мотивы, если речь идёт о том же «Вверх По Течению», есть не плод праздного размышления, а довольно кропотливая, хотя и в чём-то дерзкая работа над первоисточниками. Я пытался адаптировать отрывки из исторических текстов к идеям самих песен. Меня интересовал, скорее, не религиозный аспект, а звучание самого языка, музыка, в нём скрытая, и несущая не только смысл, содержащийся в словах, но и нечто более глубокое, корневое, улавливаемое только благодаря интуиции и, возможно, генной памяти. Хотя я не думаю, что мне удалось тогда осуществить свой замысел на таком уровне. Конечно, нет. Для этого очень недоставало знаний. Как музыкальных, так и литературных.

ИЛ: Не возникает ли противоречий между твоим вероисповеданием и напрашивающимся в тексты песен языческими образами?
Сергей: Абсолютно никаких. Какие могут быть противоречия? Есть два источника, претендующие на дохристианскую эпоху — это «Слово о полку Игореве», где отсутствуют какие-либо упоминания о вероисповедании автора и тех, о ком он писал (это не говорит о том, что христианства на Руси ещё не было). И Новгородский раскоп, где обнаружено достаточно много берестяных грамот с бытовыми текстами, на основе которых вполне можно заниматься реконструкцией языка. Конечно, не в отрыве от других методов. Я не вижу, каким образом работа с историческим материалом, подтвержденным официальной наукой, может противоречить моим духовным убеждениям.

ИЛ: То есть эти образы, словосочетания в твоих песнях — своего рода реконструкторская деятельность? Вот как некоторые в кольчугах с мечами…
Сергей: Есть такой автор Александр Мирзаян. Если я не ошибаюсь, именно ему принадлежит формулировка: национальность человека определяется языком, на котором он говорит. Интерес к языку своих предков объяснять не нужно. Но заниматься отсебятиной абсолютно не хотелось. Поэтому я пользовался только официально подтвержденными источниками. Кстати, те с мечами, которые занимаются реконструкцией, заслуживают отдельного уважения. Как и те, кто добровольно работает в поисковых отрядах на полях Второй Мировой.

ИЛ: «Заниматься отсебятиной не хотелось»… А как ты в таком случае относишься к творчеству Дмитрия Ревякина первой половины 90-х годов и вообще к КАЛИНОВУ МОСТУ?
Сергей: К КАЛИНОВУ МОСТУ отношусь как к прекрасной атмосферной группе, очень музыкальной. Но поэзию Ревякина воспринимаю только в очень редких случаях. Для меня важнее тот посыл, который несут своим творчеством Ревякин и его соратники.

ИЛ: В твоей музыке много фольклорных мотивов. Как ты воспринимаешь словосочетание «русский рок»?
Сергей: Мотивы фольклора, то и дело прослеживающиеся в моих песнях — это опять-таки, дело личного вкуса, музыкальных пристрастий. Но желания оставаться в подобных жанровых рамках не возникало никогда. На мой взгляд, ушло из современной музыки время точных определений, давно исчезли стилистические границы, поскольку всё, что требует интеллектуальной и духовной работы (а именно это я подразумеваю под словом «творчество»), не терпит никаких клеток. Я признаю только один закон для творчества — это закон морали. Всегда должна быть планка «Что такое хорошо и что такое плохо?» И каждый определяет её для себя сам. Для кого-то это светская этика (или её отсутствие), для кого-то — Закон Божий. Для меня — всё неоднозначно. У каждого из нас своё чувство красоты. Я стараюсь следовать своим убеждениям в творчестве. И как православный христианин, и как человек «из мира сего». Возможно, не всегда удается сделать всё в соответствии со своими убеждениями. Трудно передать мысли так, чтобы слушатель их воспринял, как ты этого хотел в процессе создания песни. К тому же, я сам меняюсь со временем, меняются и критерии оценки окружающего, меняется и моя самооценка. Не могу не вспомнить слова Андрея Козловского: «Есть песни со смыслом, а есть песни без смысла». Вот и все жанровые различия.
Словосочетание «русский рок» я рассматриваю только в привязке к определённому времени. Для меня оно имеет глубокий смысл, если говорить о 80-х, 90-х годах. И я вкладываю в эти слова не только определение некоего музыкального сегмента, а субкультуру, формировавшую сознание общества, сознание моих близких, моё сознание. Русский рок в то время был музыкой свободы. Сложно сказать, что какой-то другой внешний фактор повлиял серьёзнее на становление моей личности и людей моего возраста, которые рядом со мной сейчас. Со временем из этого словосочетания с помощью медийных технологий было изъято главное — содержание. Оставлена только форма, красивая обёртка из электрогитар, барабанов и профессионального эстрадного исполнения, лишённая Настоящего Слова. Вектор управления сознанием масс устремился вниз. Вместо того чтобы кропотливо и постепенно поднимать общий интеллектуальный уровень населения с помощью кинематографа, музыки, театра, всего, что вкладывается в определение культуры общества, на нас опустили тяжелейший пресс, в котором свобода самовыражения была подменена на свободу от совести, а культура — её суррогатом, вызывающем в человеке только низменные животные инстинкты. Такая судьба была не только у русского рока. Книги, замененные «буками», живопись, замененная на «арт-дизайн» или «современное изобразительное искусство», театр, ставший площадкой для лицедейства в худшем значении этого слова. Всё, что несло в себе смысл, духовность, идею, способную развить человека, безжалостно уничтожалось с помощью экономических инструментов. Конкуренции, в которой невозможно победить и почти невозможно выжить как творческой единице. В какой-то момент у меня было ощущение, что больше уже ничего не будет, но это, к счастью, оказалось ошибочным мнением. Наверное, сработал третий закон Ньютона. Благодаря целой плеяде энтузиастов мы сегодня имеем богатейший пласт независимой культуры, содержащий всё то, чего лишена культура официальная. Пропасть между этими двумя культурами огромна. Как, к сожалению, и пропасть между людьми, выбирающими первое или второе. Сегодня, произнося слова «русский рок», я думаю о прошлом. А когда меня спрашивают: «А что вы играете? Что вы поёте?», я отвечаю, что мы играем музыку, а поём песни. Поскольку, если я скажу, что играю «русский рок», меня поймут верно лишь очень немногие люди. А я хочу, чтобы меня понимали правильно.

ИЛ: У тебя есть баллада о конкистадоре. Неужели образ конкистадора, головореза, вызывает у тебя до сих пор романтические ассоциации?
Сергей: Ты невнимательно слушал эту песню. Главный в ней — образ Мерседес, женщины, обладающей великим терпением и способной не только сочетать все человеческие женские качества, присущие Матери, Жене, Подруге, но и благодаря собственной мудрости и чистоте уберечь близкого человека от бездны, в которую может упасть любой. Эпоха и антураж — это всего лишь форма, выбранная для воплощения идеи стихотворения. Однако, форма, основанная на исторической справке. «Алый крест конкистадора» — два перекрещенных бревна красного (алого) цвета на белом поле — это военно-морской флаг, используемый конкистадорами для идентификации судов. Позднее был заимствован британским флотом.

ИЛ: Как ты вообще относишься к романтизму? Где в нём, по-твоему, та грань, за которую нельзя переходить?
Сергей: Главное, чтобы через плод твоего воображения или создание рук твоих не проистекало зло на окружающих. Не стоит сознательно уводить слушателя в тупик, даже если он и усыпан розовыми лепестками. И, опять-таки, дело не в жанре. Я ещё раз повторю: содержание, смысл — вот на что следует обращать внимание в первую очередь, а не на то, какое тебя издает издательство или какого цвета на тебе штаны. Если уголь огранить, он не станет от этого бриллиантом — для этого нужен алмаз.

ИЛ: Кто из поэтов повлиял на твоё творчество?
Сергей: Многие. В той или иной мере все те, кого я читал или слушал. А наиболее часто я слушал в детстве бардов 60-х, 70-х. Визбор, Высоцкий, Городницкий. Далее поэтов русского рока — Цоя, Башлачёва, Шевчука, Гребенщикова. Позднее у меня появились друзья и товарищи, которые также на меня влияли и влияют до сих пор. Это Александр Логунов, Алексей Вдовин, Юлия Теуникова, Павел Фахртдинов, Роман Филиппов, Николай Харитонов. А также авторы, которых я открыл для себя позднее — Александр Мирзаян, Михаил Щербаков, Андрей Козловский, Михаил Вырин и многие другие. Я не берусь сказать, кто из них влияет больше или меньше, хуже или лучше, но я рад, что со многими из них мне выпала честь петь на одной сцене.

ИЛ: Расскажи отдельно про песни «Зодчий» и «Алые Паруса». Что они значат для тебя?
Сергей: «Зодчего» написал сразу, практически за вечер. Помню, оставалась небольшая незаконченная часть, которая была дописана уже позже. Когда писал эту песню, думал о друзьях, которые совершали поступки, которыми можно было гордиться. Тогда они были живы, а сейчас Лёши Клюшникова и Сергея Конакова уже нет с нами. «Алые Паруса» — это стихотворение, не только песня, которое создавалось в течение долгого времени. Три шага — три ступени: покаяние — исповедь — Причастие. Я надеюсь, что этот образ мне удалось передать.

ИЛ: Что тебе и группе дало участие в фестивале «Даждь»?
Сергей: «Даждь» — это, в первую очередь, круг общения. За долгие годы мы устроили друг другу (я говорю об участниках фестиваля) не один десяток концертов и пытались помогать по возможности, выводя на организаторов концертов, небольшие доступные СМИ. Многих из «даждевцев» я причисляю к людям, создающим нашу культуру. А дал фестиваль на начальном этапе новую аудиторию, опыт концертной работы, близких людей.

ИЛ: Ты сам участвуешь в жюри фестивалей. Зачем тебе это нужно?
Сергей: В жюри фестивалей я вхожу только потому, что меня туда приглашают люди, которые считают моё участие полезным и нужным. Я очень ценю их мнение и благодарен за их оценку моего творчества. Из плюсов участия в жюри — возможность послушать внушительное количество малоизвестных, а то и вовсе неизвестных молодых и не очень молодых авторов и групп, среди которых нередко случаются настоящие открытия. В свое время, это был источник пополнения для радиопередач на «РТВ Подмосковье», некоторых людей я приглашал на фестиваль «Живое Слово», который мы организовывали с Артёмом Десятуном (бас-гитаристом ВОЗВРАЩЕНИЯ), Алексеем Клюшниковым, Володей Платицыным и ещё несколькими единомышленниками.

ИЛ: Как получилось, что ты стал радиоведущим? Чувствуешь ли ты себя способным к такой работе или просто взялся, потому что больше было некому? Остались ли архивные записи этих передач?
Сергей: Радиопередачу ту и добрую половину коллектива уже давно сократили под девизом «У нас кризис». Или крысис… Делал, как того желал и насколько умел. Говорят, получалось. Там главная задача была помочь знакомому народу более или менее качественно песни записать. А остальное прилагалось как дополнение (улыбается — И. Л.). У нас, как выясняется, любую работу делать некому, пока сам за неё не возьмёшься.

ИЛ: Акустические записи, которые ты сделал при участии некоторых участников ВОЗВРАЩЕНИЯ — это полноценные альбомы или вынужденный вариант?
Сергей: Альбомы «Карусель» и «Зодчий», записанные в студии «РТВ Подмосковье», в каморке, площадью 2,5 на 2 метра с помощью пульта «Behringer» и микрофонов в ценовой категории 150 долларов, не претендуют на звание профессиональных записей. У нас не было средств на то, чтобы сделать их лучше. Но они зафиксировали лучшее из написанного, наверное, за 5 лет моей творческой деятельности. Если у меня будет возможность записать песни, вошедшие в эти альбомы, на профессиональной студии — я это непременно сделаю. Хотя, в первую очередь, я надеюсь записать то, что было создано за последние 2-3 года и не вошло ещё ни в один диск.
Чтобы не оставалось иллюзий — когда был записан «Вверх По Течению», я принес мастер диск на «Мистерию звука». Каким-то чудом попал на прием к генеральному директору, помню, он представился Никитой. Прослушав альбом при мне почти полностью, он сказал: «Я не знаю, как из этого делать деньги, но вот телефонный номер человека, который знает». Этим человеком оказался Александр Елин — автор текстов песен к альбому «Герой Асфальта» небезызвестной АРИИ, продюсер компании «Ария рекордс». Когда мы подписывали с ним контракт, он сказал ту же фразу, что и Никита, однако альбом издал. Из альтруистических соображений. Наш авторский гонорар состоял из десятка бесплатных дисков с акцизными марками. Нам было и смешно, и грустно. И, в то же время, по-детски радостно от того, что издали. Я уверен, что если бы мы искали издателя более долгое время, то все равно не смогли бы окупить затраты на создание этого альбома.
Через несколько лет ко мне пришло полное понимание того, насколько уродлив механизм профессиональной музыкальной индустрии, существующий у нас в стране. Но это отдельная тема. Остается сказать только то, что востребованность наших песен на необъятных просторах нашей Родины возникла не только благодаря этим дискам, но и благодаря внушительному количеству записей наших живых выступлений, которые люди передают друг другу из рук в руки или с помощью Интернета. И, конечно, благодаря тому, что есть дома, в которых живут люди, в домах этих есть кухни, и есть кто-то, кто поет на этих кухнях наши песни. За что им от меня поклон.

Игорь Лунёв, 13.03.2010.
Оригинал: http://www.nneformat.ru/texts/?id=5825