Сегодня мы начинаем серию публикаций «от первого лица» о песнях, составляющих альбом «Родниковая Родина».
Открывает альбом «Капель», одна из нескольких песен, подаренных островом Скнятино в точке слияния трёх рек — Волги, Волнушки и Нерли.
Несколько лет подряд мы приезжали сюда в компании Саши Логунова, Максима Гавриленко, Серёжи Конакова и многих других близких людей. Первый наш поход в эти места состоялся в 2002 году после фестиваля «Нашествие» в Раменском. Мы с Сашей тогда стояли в чеховском лагере, на полигон заехали в четверг с полным снаряжением на неделю в условиях отсутствия цивилизации, двигало нами исключительно любопытство. Охраны еще не было, поэтому мы оказались в числе тех немногих счастливчиков, которым удалось пронести на территорию фестиваля запас провизии на три дня, и все необходимое для жизни. Номера для палаток, которые надо было покупать, нам принес ветер, на этом позитив закончился. По ночам было холодно, костры были запрещены, но люди собирали горы пластиковых бутылок и жгли их до утра, стоял ужасающий чад над всем ипподромом, многие приехали без палаток, поэтому в наши «трёшки» набилось по 6-7 человек. Спали, как котята, прижавшись друг к другу. Три дня оглушительного забоя и апокалиптическое выступление «Арии» (когда группа вышла на сцену, люди в толпе начали поджигать газеты, ворохи какой-то бумаги, и руками перебрасывали через головы впереди стоящих эти горящие шары в сторону сцены. Было ощущение, что катится огромный огненный вал). Мы стояли в стороне и молча смотрели на эту картину. Потом Саша изрёк: «Орки повылезали», и это было настолько точно — мозаика искаженных отсветами огня лиц, мелькание панковских ирокезов, скиновских лысин, чёрные косухи и армейские берцы — картина завораживала своей нереальностью.
Как мы оттуда выбрались, я не помню, но решили вернуться в Москву, отмыться от пластиковой копоти и прийти в себя. Короткая ночь у Саши дома, немного красного вина — и вот уже утром мы встречаем в метро Серёгу Конакова. Наши боевые подруги тогда ехать с нами отказались. Увидев нас двоих, импульсивный Серёга сразу подумал, что поездка отменяется, и выражение его лица приняло крайне недовольный вид, но узнав о нашей решимости и непреклонности, обрадовался, и мы поехали на Савеловский вокзал. А потом был чудесный поезд по одноколейке на Калязин, короткий разговор с местными бандитами, которые поинтересовались, что нам тут ,москвичам, в этой глуши понадобилось, попытались было побуянить, но, не обнаружив в нас «слабинки», растворились на одной из коротких остановок.
На Скнятинской рыболовной базе тогда было всего 4 лодки, из которых мы выбрали самую надёжную на вид, я забрался в нее, взялся обеими руками за борта. Они ходили ходуном. Левое весло было короче правого на длину лопасти, под лавками лежали потрепанные спас-жилеты и ковш для вычерпывания воды. Мне вспомнилось название первой посудины Джеральда Даррела «Бутл Толстогузый», пожалуй, нам достался родной брат того знаменитого на весь мир плав средства. Надо сказать, что природа была щедра как никогда: шквалистый ветер, проливной дождь, который налетал с периодичностью раз в 5-10 минут, неожиданно прекращался, и снова начинал поливать, как только мы высовывали нос из-под навеса. Начальник лодочной станции нас напутствовал так: «Пойдёте на Волгу — догоню на моторке и утоплю сам, чтоб долго не мучились. Сегодня лучше на Нерли переночуете, утром там по бровке русла хорошо подлещик берёт.» Времени нам было ох как жалко, и мы не стали дожидаться «у моря погоды» и стартовали. Метров через 100 от берега я ощутил всю прелесть гребли с разбитыми уключинами в тяжело гружёной, и потому низко сидящей, лодке, в условиях штормового ветра. Подставишь борт волне — и пиши пропало. Потому мы пошли хитрым контр артиллерийским зигзагом на противоположную сторону, и через полтора-два часа упорной борьбы уткнулись носом в низкий, заросший борщевиком берег, на котором была лишь небольшая проплешина для палатки. Мы с Филом (он же Саша Логунов) тут же отплыли промерять глубины, дабы найти ту самую бровку русла, где сказочно берет подлещик, а Серёга достал огромный топор, недавно приобретенный в Суздале, и отправился валить единственное сухое дерево, которое почему-то никто не догадался срубить до нас. Почему — мы поняли через 15 минут, когда увидели Серёгу, размахивающего руками и быстро бегающего по периметру полянки. Короче говоря, это дерево облюбовали шершни, их гнездо было внутри, и они расстроились до невозможности, когда оно рухнуло.
И вот мы пришли на подмогу, на поляне стоял ровный гул, как от мессершмидтов. Шершни летали ровными кругами вокруг, и нам казалось, постепенно сокращали радиус… Костёр был разведён за минуту, помогли специальные спички (наследство ещё Советского военпрома, которые продолжали гореть, даже если их полностью погрузить в воду). «Младшенький подарил,» — гордо сказал Серёга о своем брате, который тогда начинал военную карьеру. Дым от костра и тверская водка «Вереск», которая прекрасно вспыхивала, если плеснуть её в огонь, дали нам возможность поставить палатку, из которой мы не вылезали до утра. Проснулся я от жары и того самого ровного гула, по крыше ползало несколько здоровенных шершней, выделяющихся тёмными контурами на освещенном брезенте. Рюкзаки собрали прямо в палатке, выскочили втроем, выдернули колья — и бегом к лодке, побросали вещи, оттолкнулись от берега и вышли на Волгу. Вражеская авиация нас преследовала около километра, но нам удалось отмахаться наспех выдернутой веткой и ковшом, который оправдал гордое звание спасательного средства.
Остров встретил нас россыпями дикой смородины, запахом мяты и семейкой белых грибов, которые незамедлительно попали на сковородку. Сквозь еловые лапы пробивались солнечные лучи, птичий хор был великолепен, а в кустах неподалёку копошились одичавшие кролики. Мы провели в этом раю три дня, ловили плотву по утрам, днём собирали чернику, Саша открыл нам свой талант травника и варил чудеснейшие компоты из диких яблок, а по вечерам мы пели песни. Именно тогда родилась «Небо в прорехах», которую я набрасывал в блокнот уже после заката, глядя на абсолютно ровную гладь воды, в которой отражались луна, звёзды и наши небритые физиономии. Так у меня появилось два брата, один из которых уже на небе, а второй до сих пор у самого сердца.
Через год я вернулся сюда за песней «Не улетай» с тем же Сашей и Максимом Гавриленко, а еще через два — за «Капелью». У Саши в альбоме «Нерль» есть такая строчка: «Она каждому дарила по песне, поэтому мы до сих пор вместе», и это чистая правда…
(Сергей Канунников)
P.S. И по традиции очередной отзыв о нашей работе. На этот раз от сурового и лаконичного Лёши Вдовина, который тоже бывал на Нерли, и у которого наверняка много своих историй, связанных с островом Скнятино:
«Шикарная эпическая работа, молодцы! Что я еще могу сказать) Настоящий большой русский альбом.»